Ле Гуин — автор романов, стихов, детских книг, публицист. Наибольшую известность получила как автор романов и повестей в жанрах научной фантастики и фэнтези. Книги Ле Гуин отмечены интересом к межкультурному взаимодействию и конфликтам, даосизму, анархизму и коммунизму, феминизму, психологическим и социальным темам. Она является одним из наиболее авторитетных фантастов, обладательницей нескольких высших наград в области научной фантастики и фэнтези («Хьюго», «Небьюла», «Локус»).
Рассказ
Мудрая женщина
Я приехала туда, где жила та женщина, и мне там совсем не понравилось. Место какое-то заброшенное. И мертвечиной пахнет.
И окна у нее в доме какие-то мертвые. И вокруг никого – никто не выходит, не входит, но звуки из дома какие-то доносятся постоянно, словно там, внутри, кто-то говорит без умолку. Я прислушивалась, прислушивалась, но так и не сумела разобрать ни слова; я и голоса-то эти едва различала. Но стоило мне перестать прислушиваться, как я снова вполне ясно их услышала, и они все говорили и говорили.
А земля вокруг дома голая, каменистая.
Нет, входить туда мне совсем не хотелось. Не хотелось стучаться. Даже находиться в этом месте мне уже не хотелось.
Но, поскольку был поздний вечер, когда я туда добралась, я решила, что постучусь в ту дверь утром. Пристроив рюкзак возле каких-то кустов у подножия небольшого холма, отгораживавшего меня от дома той женщины, я развернула спальный мешок, слегка перекусила, хотя есть мне, в общем, совсем не хотелось, и легла, но спала очень плохо. И на небе не было ни звездочки.
Утром, проснувшись, я сразу решила: ни за что туда не пойду! Тут же повеселев, я быстренько умылась, напилась воды из болотистого ручья, протекавшего в низинке, и двинулась в обратный путь, напевая, чтобы легче было шагать.
Только пела я недолго: те зеленые холмы, через которые я шла вчера, сегодня стали бурыми, высохшими. Около полудня я немного посидела, давая отдых усталым плечам, натертым тяжеленным рюкзаком, и снова встала, решив все же повернуть назад. Да, я вернулась назад, к тому самому месту. На закате впереди показался и ее дом. Но я не стала подходить к нему особенно близко.
Так я и болталась вокруг да около несколько дней, питаясь теми жалкими припасами, какие имелись у меня в рюкзаке, но особого голода не испытывала, а воду брала в том болотистом ручейке. Потом я еще раз предприняла попытку уйти оттуда. И в тот раз шла целый день, а потом всю ночь пролежала без сна, чувствуя себя невероятно одинокой и несчастной. И, едва забрезжил рассвет, вскочила и снова целый день шла назад, к тому дому.
Добралась я туда под вечер. Миновала вымощенный камнями двор, подошла к двери и забарабанила в нее кулаком. И сразу все голоса, звучавшие в доме, стихли, а я так и застыла от ужаса в этой внезапно наступившей тишине, отчетливо сознавая, какой у меня в данную минуту жалкий вид.
– Входи, – донеслось из-за двери.
Пришлось приложить немало усилий, чтобы заставить себя отворить дверь и войти. Я даже дышать перестала – запах мертвечины сдавил мне горло, точно удавкой его стянул. Но я все же вошла и даже на середину комнаты вышла.
– Садись, – предложила мне она.
Сама-то она сидела возле очага, только огонь в нем не горел. Мне совсем не хотелось садиться на табурет, стоявший у этого мертвого очага, но я все же села, хотя и по другую сторону от него, напротив той женщины.
– Ну, предложить мне тебе нечего, – сказала она, ничуть не извиняясь. И я даже обрадовалась, потому что и так еле дышала, а уж есть или пить точно не смогла бы.
– Итак? – Она посмотрела на меня.
Я постаралась набрать в грудь как можно больше воздуха и сказала:
– Мне нужна твоя помощь.
– Моя помощь? Так ведь это ты считаешься Мудрой Женщиной, – возразила она без малейшей иронии.
– Да, так меня иногда называют.
И она, по-прежнему без малейшей иронии, эхом откликнулась:
– Да, так тебя называют.
И тогда я, собрав остатки сил, постаралась сказать как можно более внятно:
– Я не знаю, что мне с ними делать.
– Ага, – сказала она. И, помолчав, велела: – Покажи-ка.
Я повернулась и взяла рюкзак, хотя руки мои вдруг отчего-то совершенно перестали меня слушаться. И этими непослушными руками я вытащила оттуда всех своих мертвых, одного за другим – свою покойную мать, свою мачеху, своего деда, своего сурового отца, своего тяжелого, ах, какого тяжелого ребенка, своих бывших друзей, с которыми давным-давно были порваны отношения, и дурно пахнущую плоть моей любви. Я разложила все это на каменной плите под очагом, в котором не было огня, только зола. И та женщина, посмотрев на моих мертвых, прищелкнула языком и сказала:
– Эх вы, а еще мудрым народом считаетесь! Что же вы такую тяжесть на себя взваливаете? И как вы только стоять умудряетесь с таким грузом на плечах!
– А я уже и не могу стоять, – честно призналась я. Это чистая правда: спина моя согнута, сгорблена так, что голова торчит вперед, как у черепахи, а все из-за того невероятно тяжкого груза, который мне пришлось нести на себе так далеко и так долго.
– Они что же, так и остаются у тебя за спиной, когда ты спать ложишься? – спросила она.
Я молча покачала головой.
– А куда ж ты их тогда деваешь?
– Они тогда покоятся у меня на груди, в моих объятьях.
Она опять прищелкнула языком и тоже покачала головой, словно передразнивая меня.
– Тетушка, – сказала я. – Пожалуйста, помоги мне!
Она еще раз внимательно осмотрела моих мертвых. Не прикасаясь к ним, она обошла их кругом, то и дело низко наклоняясь, чтобы приглядеться к младенцу, принюхаться к подгнившей плоти моей любви, изучить груду обломков, в которые превратились мои бывшие друзья.
– Ну, и почему ж ты их не похоронила? – воскликнула она, но не упрекая, а скорее удивляясь.
– Я не знала, как это сделать. Научи меня, пожалуйста! Научи! Я не могу больше таскать их всех на себе!
– Да уж, пожалуй, действительно не можешь, – согласилась она и, каркнув, точно ворона, раскинув в стороны свои длинные черные руки, перепрыгнула через моих мертвых, лежавших на каменной плите. – Но я ничему не могу научить тебя, Мудрая Женщина. Чего, собственно, ты хочешь? Избавиться от них? Отдать их мне? Ты этого хочешь?
Я стояла по одну сторону очага, она – по другую, и мои мертвые лежали между нами.
– Нет, – ответила я ей. И по одному стала поднимать своих мертвых и снова класть их в рюкзак, а потом закинула за плечи ту тяжкую ношу, что уже дугой согнула мне спину, сделала плоскими груди, заставляет ныть все мои кости. Но лишь взвалив рюкзак на плечи, я поняла, что весит он теперь не больше вороньего пера.
– И почем нынче мудрость? – спросила та женщина без малейшей иронии, не извиняясь и не упрекая. И вновь уселась у своего мертвого очага.
А я, поцеловав ее, двинулась в обратный путь, домой.
ANN.Az
Следите за нами в социальных сетях !
