Первомай  с детства ассоциировался у меня с насилием. Родителей заставляли обязательно, а то попадешь в черный список парткома, являться с раннего утра на установленное в городе место, где собирались все с их института, с детьми. Взрослым вручали флаги, детям флажки и шарики, и медленно, по институтам, чтобы  обязательно не смешиваться с другими предприятиями,  шли вдоль милицейских рядов к площади Ленина. 

Становилось весело когда рядом оказывался меднодуховой оркестрик, и  даже приплясывали прыгучие  пары. Но  потом, с приближением  к площади все быстрее, не отставать, чем ближе тем громче командные крики – шеренгу держите – шеренгу, но что же вы, - а потом бегом,  передние смотри как оторвались, - и вот мы входим осматривая свои ряды на площадь, а там на трибуне стоят, а в динамиках:  Урр-ра товарищи!  Вот идет коллектив Педагогического института имени Владимира Ильича Ленина, поздравляем вас с…  а я кричу,  озираясь на взрослых и машу крепко зажатым в ручонках флажком, а мама показывает – смотри туда, наверх, видишь,  это первый секре…

А дома, потом, тихо, с гневом в глазах рассказывала, как  в 24-м году большевики у них районе - оборванцы и бездельники, выносили ковры из их большого дома, а ее мама - моя бабушка, получила в тот день первый свой инфаркт.

Сразу после площади наступала усталость.  Но ломающихся ногах доходили до места сдачи флагов, где их отдавали, а часто просто скидывали в общую кучу,  где из того же парткома человек пересчитывал и  вылавливал  несданные флаги. Потные,  еще взбудораженные взрослые уводили нас по улицам домой,  причем общественный транспорт не работал, а до такси не доберешься, потому что весь центр город оцеплен, улицы перегорожены грузовиками.  Праздник ведь – 1 мая!

В школе нас почему-то туда не тягали.  Теперь понимаю – подростки без родителей становились неуправляемой хулиганской толпой,  и поэтому на школьников первомайской разнарядки не было.

В Академии началось снова: мы уже взрослые, хоть и без своих еще детей. Партком приказывал комсомольской организации, та давила на нас. Но СССР уже был не тот, народу не до восторгов, и сгонять всех поголовно на первомайские парады было трудно.

Списки обязательного прихода составлялись в Институте физиологии заранее, потом их обносили по лабораториям, и мы подписывались рядом со своими фамилиями. Всем было понятно, что ровно ничего за игнорирование не будет, но  мучила неловкость перед парткомом. Чингиз мюаллим просил каждого сам, смотрел в глаза,  и было понятно, что если не обеспечит хотя бы 50%-ю явку,  за его партийные неприятности  мы будем виноваты.  А может, припомнят при сдаче кандидатских минимумов или на аттестации.

Девушки не приходили, с них и спроса фактически не было,  а парни появлялись – утром, к 8-и, чтобы как можно быстро все это пройти-пробежаться, сдать всученные флаги и отправиться компанией в пивную или в чайхану.  Хорошее пиво тогда надо было еще найти, чтобы не разбавленное водой и свежее. А чай – дешевый и везде одинаково хороший.

Так и радовались на первое мая.  Коммунизм и коммунисты в Азербайджане всегда были инородны, что-то вроде спущенных сверху марсиан. Но так как любая мало-мальски нормальная должность предоставлялась только коммунистам,  приходилось народу соглашаться с компромиссом. Хорошо, буду марсианином, а что делать? Жить-то надо…

Быть коммунистом - не означало не брать взятки, не обходить законы и многочисленные очереди за всем необходимым – от хлеба до бесплатной квартиры. Азербайджанские коммунисты не бросались на амбразуры и не строили узкоколейки,  так что компромисс был полный и обоюдовыгодный. Перед  Москвой у ЦК КП Азербайджана с отчетностью всегда был абсолютный ажур.

Такими мы были как-бы коммунистами, и совсем фиктивными комсомольцами.

И вполне естественно, без воплей и недовольства, в независимом Азербайджане Первомай был отменен. Без объяснений целесообразности решения.

Также тихо, в основном ночью были убраны памятники всем коммунистическим вождям.  Начали с инородцев – 26 Бакинских Комиссаров, Фиолетов и Шаумян, конечно Карл Маркс со своим Энгельсом, все Ленины и Киров.  Потом, спустя несколько лет решили, что и наши коммунисты застоялись, пора убрать –  исчезли памятники Мусабекову,  Азизбекову, переименовали станцию метро его имени (названа «Кероглу»).

А Нариман Нариманов  стоит, хотя был первым секретарем  компартии Азербайджана и функционировал затем в Кремле, до таинственной гибели во время болезни Ленина и усилении  Сталина. Может, потому стоит Нариманов на моей родной бакинской площади, что кроме коммунистических должностей был еще  драматургом, просветителем и  писателем.

Первомай в сегодняшнем Азербайджане – такой же рабочий день, как другие. Девятое мая не работаем,  проявляя  уважение к немногочисленным оставшимся  участникам ВОВ, но  громкоголосых шествий  и военных парадов  не проводится.

Обозревая на ТВ краснофлаговые шумные первомайские манифестации в России, меня всегда охватывает чувство дежавю – вроде точно такое же было рядом, с нами,  и вдруг исчезло.

И я понимаю, что должно было исчезнуть. В России красная идея с  Первомаями, ленточками на груди и грозноликими стариками-ветеранами жива.  Она шагает стройными рядами,  и Зюганов – такой молодой, и юный Октябрь впереди.

У нас же не было ни Ленина, ни Октября,  а среди 26 Бакинских Комиссаров было только два попавших в плохую компанию азербайджанца.  Причем, как обычно бывает в бандах, главный – Шаумян – в худшую  минуту скрылся, подставив остальных. 25 комиссаров расстреляли в красноводских песках, а в бакинский Мемориал перевезли из Закаспия и захоронили с советскими почестями под видом 26-и. Шаумян благополучно прожил в Индии.

В наши дни, после развала СССР, когда разбирали известный во всем СССР мемориальный комплекс, там все-таки оказалось 25 останков.  Запротоколировали, сфотографировали и перезахоронили на общем кладбище, вдали от столицы.

Такими мы были все тогда  фальшивокрасными…    Нет  Первомая.  Сожаления в связи с этим тоже нет.

Кямал Али

ANN.Az