Следует отметить, что единственным источником, позволяющим как-то пролить свет на первые месяцы парижской жизни Ахмед бека, является его автобиография, опубликованная впоследствии его сыном Самедом Агаоглу (Samet Ağaoğlu). И, судя по данному источнику, Ахмед бек по прибытии в Париж, следуя совету одной француженки, с которой он случайно познакомился в поезде, с вокзала прямиком отправился в Hotel de Petersburg. Гости из России обычно селились в этом отеле, обслуживающий персонал которого знал русский язык, что в то время имело немаловажное значение для Ахмед бека. Однако после первой же ночи, проведенной в отеле, выяснилось, что суточная плата в нем составляет сумму, эквивалентную примерно 15 российским рублям, а по прибытии в Париж в кармане Ахмед бека оставалось всего 60 руб. 

грузины, как истинные кавказцы, не отказали ему в помощи и с пониманием отнеслись к его проблемам. Грузинские студенты помогли Ахмед беку найти поблизости от места их проживания недорогую комнатку с месячной платой в 25 франков (примерно 10 руб.).

И впоследствии грузины регулярно общались с Ахмед беком, часто приглашая его к себе пообедать, хотя и сами испытывали серьезные материальные затруднения. Неудивительно, что даже спустя 50 лет Ахмед бек с волнением и признательностью вспоминал Арона и двух грузинских братьев, называя их своими спасителями.  

Первые месяцы в Париже Ахмед бек жил в крайней нужде, ему с трудом удавалось  свести концы с концами. Все это время его дневной рацион ограничивался лишь чаем, зеленью, овощами и яичницей, которую он готовил на спиртовке –  единственном нагревательном и одновременно осветительном приборе, имеющимся в его комнате. Ахмед бек был вынужден ежедневно расходовать не более 1,5 франка  и покупал необходимые продукты у бакалейщика, расположившегося на первом этаже здания, в котором он снимал комнату.

Однако как бы Ахмед бек ни пытался экономить буквально на всем, его материальное положение с каждым днем становилось все более критическим. Правда, сразу же по прибытии в Париж он отправил телеграмму отцу, попросив денег, но проходили недели и месяцы, а из дома не было никаких вестей.  Ахмед бек обоснованно опасался, что отец, крайне недовольный его решением получить образование во Франции, окончательно отвернется от него. Впрочем, в глубине души Ахмед бек все же надеялся, что рано или поздно гнев отца остынет, и он протянет руку помощи своему сыну, находящемуся на чужбине.     

Между тем, к середине марта Ахмед бек остался совершенно без средств.  Ситуацию спас лишь знакомый бакалейщик, который, доверяя Ахмед беку, продолжал отпускать ему продукты в кредит. В те дни его морально-психологическое состояние было удручающим, он находился на грани нервного срыва. Не желая злоупотреблять гостеприимством своих грузинских друзей, он сознательно избегал встречи с ними. Еще одним ударом для него стало требование хозяйки освободить комнату, поскольку Ахмед бек был не в состоянии погасить накопившиеся долги за аренду. Лишь после долгих уговоров Ахмед бека хозяйка разрешила ему временно проживать в неотапливаемой и холодной мансарде, пока тот не получит из дома деньги, чтобы расплатиться с ней за свои квартирные долги.

Несмотря на все эти материальные лишения и тяжелое моральное состояние, Ахмед бек упорно продолжал самостоятельно изучать французский язык. Выпив чашку кофе на завтрак, он каждый день с французско-русским словарем и книгами французских авторов под мышкой направлялся в Люксембургский сад, где, уединившись в беседке, расположенной в укромном местечке сада, усердно изучал французский язык. Сначала он ежедневно заучивал наизусть минимум 5-10 сатир Альфреда Мюссе. Затем начал штудировать произведения других французских классиков, в частности, В.Гюго, А. де Ламартина и Т.Готье, книги которых брал в библиотеке Святой Женевьевы, которую он систематически посещал. Кроме того, чтобы совершенствовать свои знания французского он часами разговаривал с хозяйкой квартиры, которая, кроме французского языка, не знала ни одного  другого. Благодаря этим стараниям, буквально через три месяца Ахмед бек уже понимал своих собеседников и неплохо объяснялся на французском языке. 

Характерно, что спустя годы А.Агаоглу с особой теплотой вспоминал эти  тяжелые испытания, выпавшие на его долю в самые трудные первые месяцы его пребывания в Париже. Как он подчеркивал, именно эти трудности и тяготы, а не счастливые моменты жизни,сыграли решающую роль в его возмужании и формировании как личности. Так, в своей автобиографии А.Агаоглу пишет: «Находясь в 1929 году с визитом во французской столице, я со своей супругой вновь посетил все эти дорогие моему сердцу места Парижа и подробно рассказал ей о своих тогдашних переживаниях и волнениях. И невольно в моих глазах появились слезы. Супруга, заметив это, улыбнулась и спросила: 

– Только сейчас, спустя 50 лет, ты чувствуешь боль тогдашних страданий?

– Нет, нет. Дело не в этом. Наоборот, я благодарен всем этим мучениям и страданиям, которые испытывал с первых дней своей жизни. Именно эти всевозможные испытания и страдания, выпавшие на мою долю, воспитали во мне выдержку и самообладание, сделали меня сильным. Меня мучает лишь то, что в тот момент мои родные совершенно забыли обо мне. Как получилось, что в течение нескольких месяцев они даже не вспоминали меня?

– До тебя из наших краев для получения образования отправлялись только в Кербела и Неджеф. И лишь раз в год через паломников им посылали деньги. Ведь  учащиеся жили в медресе поблизости гробницы имама и обеспечивались всем необходимым за счет пожертвований паломников. Скорее всего, твои родные думали, что такие же порядки существуют и в Париже. Иначе разве сидели бы они так спокойно?