Преданность гобою - ИНТЕРВЬЮ

12.02.2016 10:15

Ему и его волшебному инструменту посвящали стихи многие азербайджанские поэты: Расул Рза, Бахтияр Вагабзаде, Мамед Араз, Халил Рза Улутюрк. По словам народного поэта Азербайджана Бахтияра Вагабзаде, его мастерство заключено в «умении заставить западный инструмент гобой говорить и петь на азербайджанском языке». Скорее всего, прочитав слово «гобой», многие из вас уже догадались, о ком пойдет речь. Это, конечно же, народный артист Азербайджана Кямиль Джалилович Джалилов, талантливейший азербайджанский гобоист, исполнитель-новатор, сумевший своей виртуозной игрой на классическом европейском инструменте, вдохнуть новую жизнь в национальную музыку, и в частности, в мугамы.

Учитывая то, что никому, кроме Кямиля Джалилова еще не удавалось сыграть на гобое мугамат, его опыт приобретает еще большую художественную ценность.

Мы поговорили с прославленным мастером, педагогом, обладателем ордена «Шохрат» Кямилем Джалиловым о том, что волнует его сегодня, каким он помнит прошлое и видит будущее азербайджанской народной музыки.

- Кямиль муаллим, почему Вас привлек именно гобой?

- Наверное, я шел к нему с детства. Родился в 1938 году в Баку, но много времени мы проводили в поселке Бузовна, где у нас был дом. Там я ходил в детский сад, во дворе которого были заросли камыша. Меня все время тянуло туда и, прихватив из дома маленький ножик, я что-то без конца стругал, мастерил. Однажды воспитатели не дождались меня на обед и, обыскавшись, нашли там, в камышатнике: сидя на камне, я пытался сделать дудочку, чтобы сыграть. Видел где-то, наверное, пытался повторить.

В семье до меня не было музыкантов, хотя дед считался знатоком мугамов. Отец был очень религиозным человеком, читал Коран, совершал намаз, держал пост. Кроме того, он часто читал газели, касыды из Физули, Сеид Азима Ширвани, Алиага Вахида; у него был красивый голос и послушать его собирались все соседи.

В Баку мы жили на Верхней Нагорной улице, я ходил в 31-ю школу. Однажды мой одноклассник Заур Алиев (в будущем, талантливый пианист в ансамбле Ахмеда Бакиханова) предложил пойти с ним за компанию в музыкальную школу, где у него был урок. В музшколе № 1 (сейчас средняя школа № 18), в ожидании Заура, я начал потихоньку заглядывать в классы, так как меня заинтересовали разные звуки, доносящиеся из них. Многие я узнавал: вот кларнет - его я часто слышал на свадьбах, тар и кеманча - тоже давно знакомы.

Вдруг из одного класса донесся неизвестный мне, необычный звук; чуть приоткрыв дверь, я увидел, что какой-то учитель, присев на стул, играет удивительно красивую мелодию - тесниф Узеира Гаджибекова «Ахшам олду». Заметив мой интерес, Джаббар муаллим (так его звали) предложил обучить меня игре на этом необычном инструменте. На мой вопрос, как же называется это чудо, он ответил: «Гобой». Вот так, в 12 лет, гобой вошел в мою жизнь.

Меня приняли в 1 класс, причем все необходимые документы собрал сам, дома не были в курсе происходящего. Я знал, что отец, хотя любил и пел мугамы, к занятиям музыкой относился несерьезно.

Он был участником Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. и вернулся оттуда инвалидом, покалечив обе ноги, поэтому передвигался на инвалидной коляске. Кроме того, был очень нервным, не любил резких и сильных звуков. Мне же, как ученику музыкальной школы, выдали инструмент, чтобы я мог заниматься дома, учить ноты, гаммы; и я усердно занимался, делая все домашние задания, задаваемые педагогом. Но чувствовал, как отец нервничает все больше и больше. Однажды, когда я, как обычно, занимался, он подъехал на коляске сзади и, выхватив у меня из рук инструмент, швырнул о землю. Но ученический гобой не деревянный, а эбонитовый - конечно же, сломался. Я был сильно расстроен. На шум прибежала мама и, ведь материнское сердце мягче, видя мое отчаяние, сказала, что пойдет в школу, все объяснит, и мне выдадут новый инструмент. Но я отказался наотрез, заявив, что больше играть не стану ни за что.

Я не занимался целый месяц и однажды к нам домой пришел Джаббар муаллим, чтобы узнать, в чем дело. Я объяснил ему, что отец не разрешает мне играть. Учитель был крайне удивлен. Он поговорил с отцом, который к тому времени уже поостыл и сожалел о содеянном сгоряча. Джаббар муаллим сказал отцу, что у меня есть талант, будущее, что он лично будет мне всячески помогать и для начала забрал мой сломанный инструмент и отдал его в починку в мастерскую. Так я снова начал заниматься и, в конечном итоге, прошел 5-летнюю программу обучения за ... 2 года - с такой отдачей учился!

В 1955 году я поступил в Бакинское музыкальное училище им.Асафа Зейналлы, которое окончил на «отлично» в 1959 году. Директор отдела духовых инструментов нашего училища Агакерим Алиев, тромбонист, старался не пропускать ни одного моего выступления, отмечая, что у моего гобоя ‘’природный, естественный звук».

- Отец в дальнейшем смирился с Вашим выбором?

- Да, постепенно. Уже учась в Консерватории, я начал понемногу играть мугамат. И видел, что ему это нравилось, он потихонечку подпевал мне. И даже иногда просил: «Сыграй-ка «Баяты-Кюр», сынок!» (смеется)

- Вы как-то сказали, что гобой считается трудным инструментом; почему?

- Гобой относится к язычковым духовым музыкальным инструментам. Чтобы владеть им в совершенстве, одной лишь техники мало, надо постичь тонкости этого инструмента, пробовать разные способы, возиться с ним, играть, как с ребенком, ухаживать, найти общий язык... У большинства на это просто не хватает терпения.

- Кямиль муаллим, а из чего вообще делают гобой?

- Из эбонита - ученический; из черного дерева - концертный, а мундштук или трость - из тростниковых (камышовых) пластинок.

- Во времена Вашей юности были известные азербайджанские гобоисты?

- Были - один из моих преподавателей, Азер Абдуллаев; братья Фуад и Беюкага Садырбековы, солисты Ленинградского Мариинского театра. Но никто из них не играл мугам.

Меня же всегда притягивал мугам, наши народные мелодии. Когда у нас в квартале играли свадьбу, то ставили большую палатку; приходили петь Зульфи Адигезалов, Хан Шушинский. И я заранее присматривал себе какое-нибудь местечко рядом, чтобы послушать игру музыкантов и пение ханенде.

Но специально мугаму я не обучался: все, что я знаю, это услышанное мною где-то. Ведь в нашем роду, как я уже говорил, всегда была некая тяга к мугамату. Мой бузовнинский дед, который жил до 118 лет, прекрасно знал мугамат, возможно, эта любовь передалась всем нам именно от него.

Мой двоюродный брат, Нариман Алиев, тоже жил в Бузовна. Я учился на 2 курсе, когда он вернулся из армии и я его привел в училище им.Асафа Зейналлы, где в то время преподавали Сеид Шушинский и Ахмед Бакиханов. Поначалу Нариман сопротивлялся, но я настоял, так как у него был красивый голос. И его приняли. Одновременно с ним, но на разных курсах, учились Алибаба Мамедов, уже ставший популярным, Зейнаб Ханларова, Ислам Рзаев...

Однажды Нариман пригласил Сеида Шушинского в Бузовна, где его встретили с большим радушием и гостеприимством. Сеид муаллиму так понравилось у нас. что он часто оставался в Бузовна и оттуда приезжал в город на занятия. Когда бы я ни приходил к ним, всегда видел, что Нариман возле Сеид муаллима, они что-то напевают, записывают на магнитофон, обсуждают. Нариман также, в течение 8-9 лет, был частым гостем в доме у Сеида Шушинского и очень многому от него научился. Я тоже иногда присоединялся к ним, из-за любви к мугамату; а еще посещал занятия Сеид муаллима в училище.

- А у каких консерваторских педагогов Вы обучались?

- Сначала я был студентом Князькова Василия Александровича, которого пригласил в Баку сам Узеир Гаджибеков, предоставив ему квартиру возле Девичьей башни. Можно сказать, что класс гобоя в Азербайджане открыл именно Князьков, который был удивительным педагогом. И, кстати, мундштуки для гобоя Василий Александрович изготовлял лично. Ректором Консерватории был тогда Джовдет Гаджиев, всегда с интересом наблюдавший за моими выступлениями. Когда Василий Александрович скончался, я был на 3 курсе, и перешел в класс профессора Азера Абдуллаева, только закончившего аспирантуру в Москве, тоже бывшего студента Князькова. Азер муаллим был очень хорошим человеком; когда скончался мой отец, лично пришел к нам домой выразить соболезнование.

Потом Азер Абдуллаева назначили директором училища им.Асафа Зейналлы. В этот момент умер Сеид Шушинский и класс остался без педагога. Я посоветовал Ахмеду Бакиханову назначить на место Сеида Шушинского Наримана Алиева, аргументировав тем, что он очень хорошо знает мугамат и много лет тесно общался с Шушинским, обучившим его всем тонкостям мастерства, включая занятия со студентами по специально выработанной им системе. И Наримана приняли на это место. Другим преподавателем по мугаму был Гаджибаба Гусейнов. У них, конечно, были разные методики обучения студентов. Мне ближе система обучения по Шушинскому, которую продолжил Нариман Алиев. Считаю, что она позволяет студенту более глубоко раскрыть собственную манеру исполнения мугама, не нарушая основных канонов. Уже через год студенты Наримана Алиева: Агахан Абдуллаев, Мамедбагир Багирзаде, Алим Гасымов показывали профессионализм в исполнительском деле.

Вахид Абдуллаев, его брат Сабир Абдуллаев, Сакина Исмайлова, Зумруд Мамедова, Мелекханум Эйюбова - все они были учениками Наримана, все взращены его педагогическим талантом. А одними из последних учеников стали сестры Гюльяз и Гюльянаг Мамедовы, Газанфар Аббасов. Я часто видел многих из них в гостях у Нариман муаллима в Бузовна; они приходили с магнитофоном, что-то записывали, обсуждали, точно так же, как в свое время делал и сам Нариман. Он был великодушным учителем, который радовался возможности передать свои знания ученикам, ввести их в тонкости исполнительского дела. Сейчас ученики самого Наримана, которых было более ста, обучают по его системе, идут его путем.

Поэтому, я утверждаю, что, если бы не Нариман, школа Сеида Шушинского зачахла бы. А если бы не сам Сеид Шушинский, не было бы, возможно, той школы мугама, которую мы имеем сейчас. Мугам, конечно, не пропал бы, но он не был бы поднят на такую вершину профессионализма.

- Насколько сильно отличается музыкальная среда прошлых лет от нынешней?

- В те времена были прекрасные музыканты: Ариф Меликов, ученик Кара Караева, Джовдет Гаджиев, Джахангир Джахангиров, Тофик Кулиев… – это были корифеи! Сейчас же композиторская школа как-будто бы ослабла, нет, на мой взгляд, хороших крупных произведений; подпитываются старой школой, работами прежних мастеров, в моде также увлеченность поверхностными вещами.

Но все же, благодаря нашей Первой леди, Мехрибан ханум Алиевой, произошло оживление, популяризация мугама; это большой исторический шаг; также, как и включение мугама в список всеобщего культурного наследия ЮНЕСКО. Именно благодаря этой заботе появляются новые молодые исполнители на этом поприще. Конечно же, велика роль ханенде Алима Гасымова, усилиями и талантом которого мугам стал широко известен во всем мире.

- Как сложилась Ваша творческая жизнь после окончания Консерватории?

- Я стал солистом Государственного Камерного оркестра им.Кара Караева и проработал там около пяти лет; играл произведения Моцарта, Гайдна, Генделя. С концертами мы объездили многие города, были и за рубежом.

- А соло выступления у вас были?

- Да, Фикрет Амиров написал специально для меня сольные произведения - «6 пьес для гобоя», а на нотах даже сделал надпись: «Первому исполнителю, дорогому Кямилю».

Потом был создан инструментальный ансамбль «Дан улдузу» под руководством Гюляры Алиевой, в котором я солировал 35 лет и побывал с ними во многих зарубежных странах: Сирии, Ливане, Алжире, Японии, Швейцарии, Франции, Индии, Шри-Ланке, Италии и др. Гюляра ханум была одаренной пианисткой, аранжировщиком, второго такого музыканта я не знал; услышанную один раз мелодию сразу же могла сыграть, как-будто не раз репетировала. У нее был идеальный слух и большой талант - жаль, что ее нет среди нас.

Для нашего ансамбля много писали Октай Кязимов, Шафига Ахундова, которая сказала обо мне: «Кямиль Джалилов такой талантливый гобоист и человек, который сам себе поставил памятник уже при жизни». А Алибаба Мамедов сказал: «Многие хотели стать Кямилями, но не смогли. Кямиль остался единственным.»

- Неужели среди Ваших учеников нет достойных, подающих надежды?

- Я преподаю в Гимназии Искусств, но мои ученики не умеют играть мугам. Желание, правда, у них есть. Но они думают, что гобой, все равно что кларнет или балабан, и за месяц-другой они выучат все, что захотят. Были у меня и такие ученики, которые хотели выучить все на слух, без нотной грамоты. Я не понимаю такого отношения.

Как-то на мой урок пришел родитель одного из моих учеников, который учился у меня уже два года и без особых успехов. Этот родитель сказал, что является поклонником моей игры и попросил научить его сына играть «Азербайджан теранелери», которые его восхищают. На что я ответил, что сам лично потратил 20 лет жизни, прежде чем сыграл эту мелодию; над одним небольшим штрихом в произведении я работал месяцы и даже годы. По капле, по зернышку создавал то, чем вы сейчас так восторгаетесь. Нужно сильное желание, огромный труд и божий талант. Если этого нет, то ничего не получится.

В Азербайджане очень много талантливых людей, но, понимаете, талант - это еще не все. Еще раз повторюсь, нужен ежедневный труд, скрупулезное изучение инструмента, желание тратить на работу с ним свое время.

Хотя, был один ученик, подающий надежды, по имени Ариф, вот у него могло получиться. Но после армии он совершенно потерял интерес и забросил занятия. Я не отставал от него первое время, говорил с его отцом, но он так и не вернулся. Молодые почему-то не любят, когда я их заставляю работать, много заниматься, боятся трудностей, которые надо преодолевать, терпеть.

Многие жалуются на меня, считая, что я не обучаю их детей из-за ревности, не хочу передавать им свои знания. Я им объясняю, что сам прошел весь этот путь - школу-училище-Консерваторию - который теперь должны одолеть и их дети. Учитель может только показать тебе путь, но ты сам должен заниматься, совершенствоваться и искать новые возможности.

- Кямиль муаллим, Вы ведь хорошо играете и на других музыкальных инструментах?

- На гармони, тютеке и нагаре. В ансамбле Ахмеда Бакиханова 3 года играл на гоша-нагара и находил такие тонкости, что Ахмед муаллим постоянно удивлялся. Это, наверное, черта характера: чем-бы я ни занимался, на каком бы инструменте ни играл, - я должен найти что-то новое, свой путь; я не люблю кому-либо подражать и, если даже замечал иногда в своих мелодиях какое-то другое влияние, сразу же старался от этого избавиться. Мне думается, именно поэтому я и стал популярен в народе, потому что никого не повторял и никому не подражал. Все импровизации на тему мугамов создавал сам. Это отмечали и Габиль Алиев, и Фархад Бадалбейли, который в своем интервью сказал, что нет второго такого человека, музыканта, который на этом инструменте сыграл бы «Заминхара», «Сегях», «Баяты-Шираз», «Баяты-Кюр», «Чахаргях», «Завул» и другие мугамы.

- Что нужно для развития гобоя в Азербайджане?

- По моему мнению, обучение ученика начинается с хорошего инструмента. У нас же пользуются, в основном, петербургскими гобоями, которые фальшивят и через пару лет приходят в негодность. Нужны инструменты хорошего качества - немецкие, французские. Мой гобой, к примеру, немецкого производства. К тому же, я сам многое изменял в своем инструменте, открывал новые отверстия, для получения полутонов, четвертей тонов, необходимых мне для исполнения мугамов. Если бы я не испытывал инструмент, довольствуясь его стандартным звучанием, не смог бы сыграть мугамы так, чтобы они засверкали новыми красками и полюбились слушателям.

- Одно из самых известных Ваших произведений - «Азербайджан теранелери»?

- Я посвятил это произведение Гейдару Алиеву, который однажды сказал мне: «Когда я слушаю «Азербайджан теранелери», как-будто бы вижу карту Азербайджана - горы, леса, равнины, реки, родники - все проходит перед глазами». Так оно и есть. Я пытался изобразить весь наш Азербайджан посредством музыки, а посредством моего гобоя проложить путь этой музыкой к сердцам слушателей.

- Как часто Вас приглашают на телевидение и радио?

- В последнее время почти не приглашают, не дают возможности исполнять мои произведения для народа. А сам я не люблю просить. Часто на улице, на базаре, в магазинах, ко мне подходят люди, фотографируются со мной, берут автограф, спрашивают: «Хаджи (я совершил хадж), почему Вас не показывают по телевидению?» Люди этого тоже не понимают. А что я могу им ответить?

У меня, конечно, выходят диски. Но меня практически нет ни на телевидении, ни на радио...

- Это действительно странно...

- Скажу Вам откровенно, у талантливых творческих людей, которых любит, уважает и поддерживает народ, сразу же увеличивается количество недоброжелателей; они не дают возможности подняться, пытаются обесценить твой труд, отбить желание для дальнейшего творческого роста.

Расскажу Вам одну историю. Как-то в Баку приехал Ленинградский симфонический оркестр, известный во всем мире, в котором гобой считается одним из главных инструментов. Когда они прослушали записи моих выступлений, гобоист, схватившись за голову обеими руками, произнес: «Чудо, это просто чудо - природный звук! Такие звуки невозможно извлечь из гобоя! Я такого никогда не слышал!». Это ценят все… кроме своих. Наоборот, видя, что ты можешь пойти далеко вперед, делают все, чтобы упал.

Я начал этот путь, был первооткрывателем, но помощи в продолжении и развитии своего дела так и не дождался, может, это никому не нужно...

- Кямиль муаллим, чувствуется, что в Вас говорит обида...

- И обида, и усталость... Часто я думаю: неужели это и есть цена всем тем испытаниям, которые я перенес в своей жизни? Иногда человек тратит больше сил и энергии даже не само творчество, а на дальнейшее распространение и популяризацию своих идей, на их претворение в жизнь. А на пути его стоят препятствием люди, которые не только сами ничего не делают, но и другим мешают. Этому явлению есть масса примеров и в нашей истории.

Вспомните, сколько погибло, сгинуло наших величайших, талантливейших людей в 30-40 годы, во время репрессий: Гусейн Джавид, Ахмед Джавад, Микаил Мушфиг и тысячи других. Кто их предавал? Свои же: завистливые, бесталанные, сводящие счеты, и просто трусливые люди... Я никогда не был завистливым, считал, что у каждого есть свое место в этой жизни и один человек все равно не займет место другого.

- Давайте вспомним о счастливых мгновениях, которых у Вас, вне сомнения, было немало?

- Конечно, например, в 1965 году, когда я выступил по телевидению с ансамблем Ахмеда Бакиханова и сыграл соло «Баяты-Кюр». Мне тогда рукоплескали, на улице останавливали и благодарили. Я всегда чувствовал любовь и уважение народа по отношению к себе - это давало мне силы не падать духом и желание находить что-то новое.

- Какая музыка особенно любима Вами?

- У меня есть такая особенность: я могу одинаково хорошо играть и классическую музыку, и народную: наши мугамы, ашугскую музыку, причем, хоть ширванских, хоть товуз-газахских ашугов. Кроме того, любую музыку народов мира - обрабатываю, аранжирую и играю так, что всем нравится.
Вы, наверное, знаете, что, когда случились январские события и не работало телевидение, по радио с шести утра транслировали мой «Сегях», который как нельзя лучше передает чувства потери, высшей скорби. Этому моему выступлению некоторые поэты даже посвятили, в дальнейшем, стихи. Гобой передавал чувства всех матерей, отцов, невест, сестер, братьев по невинно убиенным. Многие люди потом мне признавались, что чувствовали, будто гобой плакал вместе с ними по нашим шехидам. И весь мир слышал этот плач...

- Кямиль муаллим, что еще, кроме музыки, Вы любите?

- Я очень люблю природу. Но здесь, в городе, ее почти нет: только шум машин, пыль, строительство, а из зелени лишь Ботанический сад.... А в молодости я часто ездил в Шеки, Губу, Шамаху, в горы; там - истинный рай, душа отдыхает. На лоне природы я черпаю вдохновение, пополняю свои силы и нахожу то состояние покоя, которое так нужно для творчества. Кстати, как-то я сыграл «Баяты-Кюр» в одном селе, стоя на высокой горе; так вся деревня собралась, получился такой живой концерт!

У меня часто спрашивают, что я делаю в свободное время, есть ли у меня хобби. На что я отвечаю, что мое хобби - только гобой. И ничего более. Я им живу, им дышу, даже кладу его к изголовью, чтобы, проснувшись, сразу же взять в руки и, быть может, сыграть что-то новое, что может мне присниться... Ведь я играю даже во сне. Иногда в снах приходят такие мелодии, которые я долго не могу найти наяву. Я, можно сказать, одержим своим гобоем.

- У Вас большая семья?

- Три дочери - Севиндж, Гюляр, Гюльшан. Супруги уже, увы, нет с нами. Но дочери очень заботятся обо мне, любят. Они все музыкальны, но ни одна не продолжила семейную традицию. Зато у меня семь внуков и два правнука - это моя главная радость нынче. Один из них нарисовал недавно мой портрет, вместе с гобоем, конечно! (смеется)

- Может, кто-то из них продолжит Ваш путь?

- А знаете, есть у меня такие мысли. Надо только начать. С другими как-то не получилось, может, хоть свои не подведут?

- И последний вопрос: каково Ваше самое заветное желание?

- Cамое главное, чего мы все, весь наш народ, желаем - вернуть наши земли, наш благословенный Карабах, колыбель нашего мугама и многих великих людей, которые оставили след в жизни не только Азербайджана, но и всего мира. Я уверен, что это обязательно случится. Наш Президент и Первая Леди стараются все для этого сделать. Потому что нельзя, чтобы наша земля оставалась у чужих, под пятой врага. Потомки нам этого никогда не простят, и мы сами не сможем жить счастливо и благополучно, не смыв с себя такое унижение! Я уверен, что наша великая победа близко!
Желаю также всему своему народу счастья, процветания и, самое важное, единства. Ведь поддерживая и помогая друг другу, мы развиваем нашу страну, делаем ее сильнее и лучше!

Материал представлен Бахрамом Багирзаде

www.ann.az

Вам понравилась новость?

Поделиться в социальных сетях