Безусловно, это вовсе не означало, что его не волнует судьба своих родных и близких. Скорее всего, это было своеобразной защитной реакцией М.Э. Расулзаде, поскольку он не любил демонстрировать даже близким людям свои личные переживания и чувства, связанные с разлукой с родными. К тому же, он стремился дополнительно не обременять и без того тяжелую жизнь своих товарищей по эмиграции собственными проблемами. Своими переживаниями, связанными с семьей, М.Э. Расулзаде предпочитал делиться лишь с весьма ограниченным кругом наиболее близких ему людей, одним из которых в начальный период эмигрантской жизни являлся Дж. Гаджибейли. Переписка с Дж. Гаджибейли показывает, что он постоянно искал пути, чтобы вызволить родных из большевистского плена. Судя по этим письмам, с момента своего появления в Стамбуле М.Э. Расулзаде прилагал отчаянные усилия, чтобы добиться приезда своей семьи в Турцию.

Следует отметить, что до 1929 года, т.е. до введения в СССР жесткой почтовой цензуры, М.Э. Расулзаде регулярно переписывался со своими родными в Баку. Он периодически получал информацию об их состоянии, был в курсе всех событий, происходивших в семье, и оказывал им посильную материальную помощь, пытаясь тем самым хоть чуточку облегчить их положение.   

Так, поддерживая желание Дж. Гаджибейли переселиться из Франции в Турцию, М.Э. Расулзаде в своем письме от 16 января 1924 года писал: «Ваше решение о переезде сюда очень важно, особенно с точки зрения воспитания детей. Я тоже хочу перевезти сюда свою семью. Посмотрим, будет ли это возможным? Мои дети этой весной переболели малярией. А супруга страдала от болей в сердце – сейчас ей стало немного легче. Ваши дети получают хотя и иностранное, но зато культурное воспитание. А какое воспитание у моих детей - известно…». 

Как видно из содержания данного письма, М.Э. Расулзаде, в первую очередь, беспокоил тот факт, что оставшиеся в Азербайджане его дети не смогут получить необходимого воспитания. Поэтому неудивительно, что в начале марта 1924 года в своем письме Дж. Гаджибейли, он вновь отмечает, что переезд семьи является одним из самых неотложных его задач, и при первой же возможности он постарается осуществить эту затею. А в письме от 24 ноября 1924 года еще раз повторяет, что «хотел бы семью привести сюда. Они там несколько  раз попытались, но пока безрезультатно.  Бедные, очень там скучают. И я тут беспокоюсь».

Судя по всему, в начале 1925 года появились определенные надежды, что проблема воссоединения с семьей наконец-то получит свое разрешение. Подтверждением тому является письмо, адресованное Дж. Гаджибейли от 1 февраля 1925 года, в котором М.Э. Расулзаде подчеркивает, что «вскоре появится возможность для приезда семьи сюда. Посмотрим, что получится».

Впрочем, очень скоро выяснилось, что большевистские власти не собираются выпускать родных М.Э. Расулзаде из страны, поскольку семья являлась достаточно эффективным рычагом давления на него. И большевики не собирались добровольно отказываться от подобного средства воздействия на М.Э. Расулзаде. По крайней мере, из содержания письма М.Э. Расулзаде от 19 июля 1925 года видно, что его супруга Уммуль-бану несколько раз обращалась с подобной просьбой в соответствующие органы, но каждый ей или отказывали, или же советовали подождать. 

К сожалению, все усилия М.Э. Расулзаде  в этом направлении оказались  тщетными, поскольку большевистский режим держал членов его семьи в качестве заложников для оказания давления и шантажа М.Э. Расулзаде. И когда главарям советского режима стало очевидно, что ни уговоры, ни давление не действуют на М.Э. Расулзаде, и он не собирается отказываться от своей активной политической деятельности в эмиграции, то участь его семьи была предрешена.

В ходе репрессий 30-х годов были уничтожены практически все члены семьи М.Э. Расулзаде. Сталинские палачи не пожалели даже его 70-летнюю мачеху – Марал ханум, которая столько раз поила и кормила «отца народов», давала ему приют в своем доме в Новханы. 

Между тем, в конце 20-х гг. М.Э. Расулзаде все еще жил с надеждой, что ему удастся вызволить своих родных из когтей большевистского режима. Например, 10 августа 1928 года он пишет Дж. Гаджибейли о своих переживаниях относительно судьбы родных, и одновременно сообщает о продолжении собственных усилий, чтобы добиться их переезда в Стамбул. В нем он также  подчеркивает, что получил письмо от дочери, где она жалуется на тяжелое материальное положение семьи и просит прислать деньги. И как сообщает М.Э. Расулзаде, все имевшиеся у него деньги он тот час же отправил в Баку своей семье. Это было одним из последних писем М.Э. Расулзаде, в котором он затрагивал проблему своей семьи.

Еще одним ударом для М.Э. Расулзаде стала кончина его отца Гаджи Алекбера Расулзаде, информация о которой была напечатана 15 марта 1927 года в журнале  «Yeni Kafkasya». Как подчеркивалось в напечатанном в связи с этим событием некрологе, несмотря на давление властей, земляки Гаджи Алекбера Расулзаде с большим почтением проводили его в последний путь. Многие даже закрыли свои лавки, чтобы участвовать в его похоронах. И это несмотря на то, что большевистские власти, в частности ОГПУ,  заранее предупредило людей, что даже выражение обычного в этих случаях человеческого сочувствия и соболезнования этой семье, не говоря уж об участии в похоронной процессии, будет считаться враждебным поступком в отношении существующего режима. Тем не менее, подавляющее большинство жителей Новханы посчитало своим долгом отдать последнюю дань уважения покойному Гаджи Алекберу Расулзаде.

Выражая свою благодарность Дж. Гаджибейли за соболезнование в связи с кончиной отца, М.Э. Расулзаде  12 апреля 1927 года пишет: «Хотя отец был уже пожилым, но его  печальный уход в разлуке меня очень расстроил. Несчастный, даже в последние минуты жизни, говоря об этой разлуке, навечно сомкнул глаза». При этом он выражает убежденность в том, что «единственным нашим утешением может быть лишь деятельность, направленная на спасение Родины от врагов, где отец даже умирая, так и не нашел покоя».

Впрочем, ни исковерканные и уничтоженные чудовищной машиной репрессий И.В.Сталина судьбы своих родных и близких, ни горечь чужбины, ни преследования советских спецслужб не могли сломить волю и решимость М.Э. Расулзаде в борьбе за осуществление идеи азербайджанской независимости, верность которой он сохранял всю свою жизнь. Напротив, все эти нечеловеческие испытания, выпавшие на долю М.Э. Расулзаде, лишь укрепляли в нем убежденность в правоте избранного им пути,  который,  по его замыслу, должен был привести в конечном итоге к восстановлению государственной независимости Азербайджана. По крайней мере, вся кипучая деятельность М.Э. Расулзаде в эмиграции свидетельствует о том, что он ни на секунду не сомневался в возможности реализации этого идеала. И все его действия были подчинены выполнению этой задачи.

P.S. В статье использованы материалы из книги Айдына Балаева "Расулзаде - На чужих берегах", изданной в Москве.

 

ANN.Az