Память сердца

09:40 | 19.01.2017
Память сердца

Память сердца

Рафик Гусейнли,
телевизионный диктор,
Народный артист Азербайджана

 
 
Я всегда с ностальгией вспоминаю Ичеришехер, его тихие улочки и тупики, прохладный свежий воздух, который проникал в распахнутые окна даже в самые жаркие дни и наполнял дома ароматом соленого моря, ведь в Крепости температура всегда бывает на два градуса ниже, чем в городе…
Мы жили в Большом Крепостном переулке, 30. В этом крошечном, несмотря на название, пространстве мы играли в футбол, и для того чтобы провести мяч к воротам, приходилось отбивать его от стен домов. Но соседи никогда не ругали нас за шум и крики, все были настолько дружны и добры друг к другу, что никто не делал замечаний по мелким, незначительным поводам…

В нашем дворе жило пять семей – евреи, русские, дагестанцы, и только мы были азербайджанцами. Иногда, вспоминая те годы, я ужасаюсь – как же мы очерствели с тех пор! Уже не помню, когда в последний раз я бывал в гостях у кого-то дома, а в то время все праздники, дни рождения или семейные торжества мы отмечали всем двором. Когда мама готовила плов, она обязательно угощала всех соседей, и это не было чем-то необычным, так поступали практически все в Ичеришехер!

Входя в Крепость, ты сразу же чувствовал себя дома. Это был наш общий Дом, где царили свои законы и порядки, и это рождало ощущение абсолютной безопасности и защищенности, что особенно чувствовали «крепостные» девушки, потому что никто из посторонних даже не пытался преследовать их в Ичеришехер, такого смельчака ждало суровое наказание…
 


В Крепости с легкостью уживались самые разные социальные и культурные слои – ученые, рабочие, музыканты, шоферы, художники, инженеры, домохозяйки, воры в законе, которые время от времени выясняли отношения с «советскими» или «баиловскими». До сих пор в Крепости есть дома, на стенах которых сохранились отверстия от пуль… Всякое бывало, но своих это никогда не касалось, даже самые крутые «лоту» прежде всего уважали законы Ичеришехер! Если навстречу молодому человеку, который в этот момент курил, шел аксакал, он мгновенное выбрасывал сигарету, не говоря уже о том, что сидел ли кто-то из парней на скамейке или на корточках у стены, при появлении пожилого человека все тут же вставали… Это были замечательные времена искренней любви и уважения…

Кроме того, Ичеришехер был еще и очень тихим уголком Баку, потому что на его улицах почти не встречалось машин. Иногда мы с ребятами спорили о том, сколько автомобилей проедет мимо нас - два или три? Во сне я часто видел, что по Крепости ходят шумные звонкие трамваи. Я очень любил спокойную умиротворенную жизнь Ичеришехер, но мне так хотелось, чтобы я смог подъезжать на трамвае прямо к дому, а не спрыгивать с подножки около крепостных ворот, хотя это считалось проявлением смелости и своеобразным геройством, которому нас учили старшие ребята…

Все соседские мальчишки учились со мной в одной школе. Первые четыре года мы учились в 5-ой школе на Баксовете, а потом нас перевели в школу №26, которая находилась около Пассажа, где сейчас располагается знаменитая «десятилетка» им. Бюль Бюля…

Когда я учился в 10-ом классе, Никита Сергеевич Хрущев издал указ об 11-летнем образовании, и нас перевели в новую школу, на сей раз в №189. Естественно, там сразу же начались разборки, потому что пока мы учились в 26-ой школе, то встречались с девочками из 189-ой… И началось - драки, конфликты, перепалки, выяснения отношений, однажды даже случилась поножовщина. Мы, «крепостные ребята», были настолько уверенны в своей силе и влиянии, что ножей не носили принципиально. А в том нашумевшем конфликте был даже не нож, а отвертка, которой нашему другу Вите, а заодно и сыну завуча школы, нанесли семь ударов. И все это было из-за девочек! Накануне нам было сказано: «Если вы завтра появитесь в школе, будет драка». Но разве можно было такое говорить нам, ичеришяхярлинцам?! Кончено же, мы пришли, и как только окончились занятия, нас сразу же окружила большая толпа. Витю ранили, к счастью, не смертельно, а меня скрутили и повезли на Советскую улицу, угрожая расправой. Вдруг один из них сказал: «А вы знаете, что он из Крепости?» И эта шумная грозная толпа почему-то страшно перепугалась – они прекрасно понимали, что если обидят меня, их ждет неминуемая расправа…

Честно говоря, в 11-ом классе делать нам было нечего, ведь мы уже освоили всю школьную программу. Поэтому, чтоб мы не бездельничали, нас направили на практику на завод холодильных установок, и три раза в неделю мы езди на окраину города.

Однажды двое ребят из нашего класса сильно поругались, мы их помирили и решили это дело как-то отметить. Нас переполняли мысли о предстоящем застолье, но, как всегда, все упиралось в деньги. Вернее, в их отсутствие, потому что на те два-три рубля, которые мы наскребли по карманам, не разгуляешься…
 

Тут мы увидели кассовые аппараты, которые привезли на ремонт, и от нечего делать стали пробивать чеки на шоколад, конфеты, колбасу, водку, а один наш друг даже пробил чек на 40 000 рублей на покупку машины! И вдруг нам в голову пришла гениальная, как нам тогда показалось, идея – чеки с пробитыми ценами у нас уже есть, осталось только отоварить их в магазине! Для этого дела мы выбрали интеллигентного очкарика, на которого уж точно никто плохого не подумает. Наши волнения оказались напрасными, потому что продавцы вообще не рассматривали чеки - есть цена, и ладно! Но мы все равно решили подстраховаться, и брали продукты в разных магазинах. Накупив вкусностей, мы пошли ко мне домой, накрыли хороший стол и на славу погуляли. А на следующий день в школе нас уже ждал следователь…

Вычислили нас очень просто. В конце каждого дня в магазинах сверяли чеки у продавцов и выручку в кассе, и оказавшиеся лишними чеки тут же вызвали переполох. По номерам определили кассовые аппараты и место их расположения. Как только выяснилось, что на заводе, где эти аппараты ремонтировались, практику проходили старшеклассники, найти нас не составило труда… Это было очень серьезное обвинение – групповое хищение социалистического добра! Сначала нас, 10 здоровых лбов, допросил следователь, потом действие переместилось на педсовет, где совместно с родителями нас нещадно ругали. Мы долго не сдавались, но и следователь был далеко не дурак… К счастью, все закончилось благополучно - нас наказали тем, что заставили наших родителей заплатить сумму, очень даже немаленькую по тем временам, на которую мы погуляли. Мы настаивали на том, что это была первоапрельская шутка, ведь это случилось именно 1 апреля! Но нас заставили извиниться перед продавцами и директорами магазинов. Повезло, что все закончилось мирно, тем более что в нашем классе учились дети уважаемых людей. Помню, как один из таких солидных товарищей, который был директором хлебозавода, выступая на родительском собрании, патетически кричал своему сыну. «Ай, глупец, я же тебе говорил - не дружи с Рафиком! Дома холодильник ломится от продуктов, куда ты полез?!» Надо сказать, он был не одинок в своем мнении обо мне, многие родители запрещали своим сыновьям со мной общаться из-за моего хулиганистого, взрывного характера…

Для меня Ичеришехер был настолько притягательным местом, что где бы я ни находился, в какой бы прекрасной компании ни сидел, мне всегда хотелось побыстрее вернуться домой, чтобы оказаться в уютной среде и увидеть любимые лица друзей, соседей и знакомых… Ведь в Крепости жили удивительные люди! Я помню Цилю Абрамовну, которую называли самой лучшей медсестрой Баку и которую вызывали во все дома, в том числе и в наш… Помню нашу соседку, тетю Маню Ритман. В то время ей было лет 70 с лишним, но в один прекрасный день я с удивлением увидел, как она зашла в наш двор под ручку с таким же немолодым мужчиной. Утром, набравшись смелости, я спросил у нее: «Тетя Маня, а кто это такой?» «Это мой любимый!» - ответила она. Я чуть не упал от ее слов: «А что вы делаете, ведь вам уже по 70?!» «Рафик, мы просто ночью ложимся в обнимку и вместе спим»…

Встречались они долго, а потом вернулся ее сын, он был военным и долго отсутствовал. Он закатил тете Мане грандиозный скандал, и идиллия двух влюбленных была разрушена…

Была у нас еще одна колоритная соседка - продавщица тетя Клава, которая работала в магазине в Крепости. В принципе, в то время в магазинах не обвешивали, все было довольно строго, но хитрые продавцы нашли выход – любой продукт они заворачивали в толстенную оберточную бумагу и выигрывали на этом 20-30 граммов. И это было немало, потому что тогда холодильников почти ни у кого не было, и все покупки не превышали 200-300 грамм. Директор этого магазина, крупный грузный мужчина, всегда сидел перед входом, и ни один человек из проверяющих органов не мог проскользнуть мимо него. Все вопросы завмаг решал прямо на улице, и проверяющие уходили. Вот такие были у нас соседи в Ичеришехер…
Мои родители не был коренными ичеришяхярлинцами - мама была родом из Маштагов, а папа - из Шуши. Он приехал в Баку учиться, и по окончании Народно-хозяйственного института, ему дали двухкомнатную квартиру в Крепости. Каждое лето мы выезжали в Шушу, где я и родился… Наша семья очень органично влилась в жизнь Ичеришехер, и он стал для нас по-настоящему родным домом…

Но так происходило не со всеми, кто приезжал в Баку… У меня было семь двоюродных сестер, и все они приезжали из Шуши, чтобы получить высшее образование. Но из них только одна стала городской жительницей, она сразу же начала одеваться, как городская девушка, и без проблем включилась в столичную жизнь. А остальные так и не смогли стать бакинками. Раньше вообще был очень жесткий отсев…

Когда мы подросли, то нашим излюбленным занятием стали прогулки по центру Баку. Мы выходили с ребятами на Ольгинскую улицу, усаживались на скамейки и часам наблюдали за веселой яркой толпой, которая неспешно фланировала по направлению к бульвару. Какие это были лица! Все друг с другом здоровались, общались, улицы были наполнены смехом и хорошим настроением. Иногда в шутку мы называли Ольгинскую «Оргинская» из-за множества очень красивых девушек, с которыми мы завязывали знакомства и романы. Но у нас были конкуренты – «центровые» ребята, которые к нам, «крепостным», относились довольно ревностно…

К так называемому криминальному миру у меня доступа не было. У меня была своя компания, и мы вели жизнь нормальных молодых городских парней, которые любили хорошо одеваться, слушать западную музыку и читать книжные новинки. Но живя в Ичеришехер, иногда мы были вынуждены подчиняться определенным законам. Я, например, мог немного неправильно повести себя в каких-то мелочах, и тогда ко мне подходил кто-нибудь из авторитетов и делал замечание.

Но если честно, у меня почти не было времени на ерунду, потому что я был очень занят школой, музыкой и спортом. После уроков я шел на музыку, а потом играл в волейбол, причем, довольно неплохо - я был капитаном юношеской сборной Азербайджана. А музыкой я начал заниматься случайно.
Папа очень хотел, чтобы я учился музыке, ведь он, как все шушинцы, прекрасно пел, и на этой почве у него сложились дружеские отношения с Солтаном Гаджибековым, который в то время был директором «десятилетки». И вот мы с папой пошли к нему в консерваторию, где тогда находилась школа им. Бюль Бюля. «Я хочу, чтобы Рафик учился игре на фортепиано» - сказал ему папа. «Знаешь, в нашей школе преподавание общеобразовательных предметов слабое, акцент делается на музыку, - ответил Солтан, поэтому я сейчас позвоню, и мы его устроим в музыкальную школу. Пусть он годик поучится, а там видно будет»…

Но в 6-ой музыкальной школе все места по классу фортепиано были заняты, и меня определили на тар. Я попробовал отвертеться от занятий, но папа был неумолим, и я долго стеснялся ходить по Крепости с таром, потому что тогда это не укладывалось в мальчишеские понятия. А сегодня я благодарен отцу, ведь нас же учили не только игре на таре, но и другим музыкальным предметам, в том числе и фортепиано, на котором я довольно прилично играл. Кстати, впервые я попал на телевидение именно благодаря тару, когда выступал от моей музыкальной школы. На том концерте у меня лопнула струна, и я с трудом доиграл до конца. Наверное, это был знак, что музыканта из меня не выйдет…

Я очень хотел изучать иностранные языки, и после школы решил поступать в университет на факультет востоковедения. Но в тот год на русский сектор не принимали… К этому моменту папы давно уже не было, мама вынуждена была много работать, и я решил, что пришло мое время помогать семье. «Мама, я пойду работать», - сказал я ей однажды. «Куда?» – спросила она. «А вот туда», - ответил я и показал на телевизор. Я сказал это просто так, без всякого умысла!

Через несколько дней я пошел на телевидение, зашел в отдел кадров и попросил устроить меня на любую должность. В отделе кадров на меня посмотрели с нескрываемым удивлением - современный городской парень, хорошо одет. Начальник вывел меня из кабинета. «А кто твои родители?» - тихо спросил он меня. «Какая разница? Возьмите меня на любую работу!» - ответил я. Мне предложили устроиться осветителем, в мои обязанности входило ставить свет на дикторов. Но решающее слово было за Председателем ТВ, и целый месяц я ждал, когда он выйдет из отпуска. Увидев меня, он тоже задал мне вопрос о родителях, уж очень я не походил на рабочего-осветителя. Ну не мог же я ему сказать, что на телевидение я пришел, чтобы не терять год перед институтом, поэтому вынужден был сказать неправду: «С первого дня, как началось вещание, я мечтал об этой профессии».

Через год директор программы сказал мне, что в ближайшее время будет проходить конкурс дикторов, и я обязательно должен себя попробовать… Все-таки удивительно, как меня затянуло телевидение! Туда и попасть трудно, и уйти невозможно! Конкурс я прошел блестяще и стал диктором. Та невинная ложь (а врать я никогда не умел!), которую я произнес в кабинете Председателя телевидения, сыграла огромную роль в моей жизни и сделала из меня того самого Рафика Гусейнова, которого сразу же полюбили зрители…

В Ичеришехер сначала прохладно отнеслись к тому, что их сосед появился на телеэкранах. Но по прошествии времени, когда они увидели, что, выходя в эфир, я не превратился в «железный рупор партии», ко мне стали относится с уважением и называли уже не иначе, как Рафик муаллим. Несмотря на огромную популярность, которая на меня обрушилась буквально с первых же дней, я абсолютно не изменился и остался тем же Рафиком, который уважительно относился к соседям и по-прежнему тесно общался с друзьями детства…

Через несколько лет на телевидение назначили нового председателя – Гурбана Юсифзаде, чрезвычайно убежденного коммуниста. Однажды мы были в Нахчыване, где готовились к приезду Гейдара Алиева. Проработав много часов подряд, Юсифзаде предложил мне пойти покушать. «Тебе надо продвигаться по партийной линии», - сказал он мне во время обеда. «А я не коммунист», - ответил я. «Не коммунист?! Это же позор!!! Ты - рупор партии, ты ежедневно читаешь партийные документы! Как только вернемся в Баку, я сам дам тебе рекомендацию. Вступай в партию!»
По возвращении в Баку, я собрал все документы, но наш цеховой партийный секретарь мне наотрез отказал: «Я никогда не приму тебя в партию, потому что твой моральный облик не соответствует строгим правилам». (К тому времени я уже был дважды разведен). Честно говоря, я очень этому обрадовался, и отправился с этой новостью к Юсифзаде. «Глупости, я сам все решу», - коротко ответил он, и вскоре я предстал перед советом старейшин в райкоме. Они порой задавали вопросы, ответы на которые мог знать только какой-нибудь выдающийся военный историк. Например - сколько лошадей погибло во время Великой отечественной войны? Когда я вошел в кабинет, они просто обалдели. «У нас нет вопросов», - сказал мне один из членов комиссии, - может быть, у вас есть к нам вопросы?» Мне мгновенно подписали все документы, и я стал коммунистом. Совершенно случайно…

Так же случайно меня избрали делегатом съезда. Это было очень престижно, потому что в течение пяти лет до очередного съезда все дороги перед тобой были открыты. Но мне такое «счастье» выпало ненадолго. На заседании я сидел рядом с Максудом Ибрагимбековым, и он произнес пророческие слова: «Рафик, запомни, это - последний съезд»…

С тех пор, как я переехал из Ичеришехер, прошло много лет… Мне нравятся перемены, которые здесь произошли, нравится, каким красивым и ухоженным он стал. Но меня печалит, что из Крепости почти исчезла атмосфера, которая там существовала благодаря ее жителям. Но их, коренных ичеришяхярлинцев, почти уже не осталось… Помню, в Крепости был сапожник, Мамед, удивительный человек и, кстати, отец нашего популярного певца Элариза. До последних дней его жизни я, бывая в Крепости, обязательно заходил к нему в мастерскую. В свое время я даже сделал о нем передачу на АзТВ и с трудом уговорил его, чтобы он спел, потому что он обладал потрясающим голосом. Замечательный был человек…
Сейчас я редко бываю в Ичеришехер. Прогуливаясь по Торговой или моей любимой Ольгинской, я вижу, что люди стали совсем другими. Но прекрасные архитектурные здания, которые, к счастью, сохранились, у меня никто не отнимет! А в Ичеришехер я почти не хожу… А зачем?..
 
Материал представлен Бахрамом Багирзаде

www.ann.az
0
Следите за нами в социальных сетях !

REKLAM

Лента новостей

Состоялось судебное заседание по делу Расула Джафарова