Заменить Баку каким-то городом очень сложно

 

- Еще в Азербайджане у вас была серьезная карьера. Был опыт работы за рубежом. Как получилось, что вы приехали в Турцию? Почему именно Турция?

- Еще в 1983 году после окончания университета я проработал 10 лет в мастерской дорогого, любимого всеми художника Беюкаги Мирзазаде. Меня к университету готовил он, я был его студентом. В тот период жизнь и творчество, направление деятельности художников были другими. Картины обычно покупало государство. Однако иногда встречались люди, посещающие мастерские и покупающие картины. Творческие люди были напрямую связаны с государством. Вообще, советская власть была замкнутой изнутри системой. Не было логики меценатства. Однако существовали и обеспечивающие нас с материальной и моральной стороны возможности. У нас были возможности поездок в зарубежные страны.
Мингечевирский проект был одной из моих больших работ. Есть моя заслуга в создании городской галереи, музея, я давал уроки, безвозмездно осуществил проекты для учеников начальных классов, подготовил дизайн большой больницы в Азербайджане, проект специального  дизайна для Министерства здравоохранения Азербайджана… В то время были даже те, кто жаловались на получение мной больших денег за эти работы. Я же с чистой совестью и отвагой спросил у ответственного лица министерства: «Ты изготовил что-то красивее этого? Или сможешь изготовить? Это оплата труда».

Что касается моей карьеры в Турции, это началось с осуществления специального проекта между странами. До этого у меня уже был опыт за границей.

 

- Из того что вы рассказали можно понять, что построить карьеру в Турции было не сложно. Это так?

- К азербайджанцам отношение в Турции своеобразное. Построить карьеру не так трудно как в западной стране. Естественно, есть определенные трудности, в какую бы страну вы не поехали, нужно какое-то начало. На самом деле я родился в семье эмигрантов, отец был политическим эмигрантом, и я абсолютно не хотел уезжать из Баку. Потому что нам хватило, что отец был политэмигрантом, как говорится, отец был странником. Но все наши родственники живут в Европе и Америке, и после взгляда на их обученную, удобную, с широкими возможностями жизнь, я не мог понять, почему мой отец так страдал. Была очень большая самоотверженность. Мой отец посвятил свою жизнь Азербайджану, его флагу, свободе нашего языка, политическим свободам. Из-за того, что я вырос в такой семье, я был уверен, что не стану эмигрантом, потому что у меня была родина. Однако жизнь поставила свои условия.

- Уезжая, вы знали, что не вернетесь?

- Нет. Не думал. Тогда мои отец и мать были живы. Вы знаете привязанность азербайджанцев к семье, мы народ, который не так легко отрывается от дома, от семьи. Я участвовал на мероприятии азербайджанского посольства, и начал речь так: «Я тебризец, сын Кендли Гафара Херисчи, азербайджанец. В то же время, не забывайте, что я бакинец. Это мое богатство, я как южанин, так и северянин. То есть я «целый» азербайджанец. Тебриз наша древняя столица, Баку же наша сегодняшняя и завтрашняя столица. Естественно, разлука с таким местом была для меня тяжелой. Кто уехал, знает. Заменить Баку каким-то городом очень сложно. Я жил и в Европе. Ничто не заменит родину. Когда становится ветрено, мы переживаем ностальгические чувства «ветер как в Баку», когда воздух пахнет нефтью «как аромат Баку».

- Каким помнит сын Херисчи покойного отца Кендли Гафара?

- Однажды я спросил у отца, почему ты взял псевдоним «Кендли»? Он сказал: «Наш самый важный вопрос – вопрос деревни». Он был очень отважным человеком. Сегодня я понимаю, каким риском были предпринятые им шаги, действия. Человек, будучи революционером с такой любовью и привязанностью к Азербайджану, не боящийся ничего человек совсем другой. Я его сын, но не смог бы быть таким как он. Будучи ученым. Он был также максималистом, будучи также азербайджанцем. Максимум национализма, служба Азербайджану, и понятие самосознания как личности по максимуму. Например, Гамид по характеру больше похож на него. Отец был серьезным, твердым. Я же больше похож на мать, немного мягкохарактерный.

- Мы живем в такое эклектическое время и в такой многокомпонентный период, что художественная концепция изменилась. На самом деле, это тенденция последних 20 лет. По мнению некоторых, продолжающийся после 50-х, по мнению некоторых 60-х, по мнению некоторых 70-х годов процесс. Картина уже не связана с рисованием картины. Она связана с силой мысли, фантазией и композицией. Естественно, узором, краской и живописью вы сможете что-то выразить. Однако оставшееся в прошлом понятие картины изменилось. Поэтому есть не один деятель искусств, вдохновляющий тебя, их много. Отношения художника и общества изменились. Соответствующие этому останутся, остальные же уйдут в прошлое.
Однако из классиков моим кумиром является Сандро Ботичелли. Мы, естественно, получаем вдохновение от людей, поднявших искусство на высшую ступень мастерства. Однако в вопросе посвящения себя искусству мы сильно отстали от них. То общество, та жизнь были другими.

 

- А что, если говорить об азербайджанских художниках?...

- У Азербайджана есть своеобразная школа. Например, стиль Таира Салахова своеобразен. Его метод должен быть изучен на мировом уровне.
У нас, азербайджанцев, есть своеобразное, странное свойство. Мы можем назвать это проблемой. Мы не ценим талант, гения тогда, когда он жив. Однако они очень важные деятели искусства. Картины, написанные Мирджавадом, связаны со спецификой азербайджанской метафоры и ковров, культурой ковров. Например, у меня есть своя теория – я считаю, что на азербайджанский ковер очень повлияли характеры орхоно-енисейской письменности. На цвет повлияли естественные природные цвета нашей земли, корней, их изображение является модулем спящей в них орхоно-енисейской письменности. Их затем мы объяснили как петуха, как человека, как человека, держащего руку на спине, как животное, как барана, солнце, луну. Причина моего понятия ковра, ковроткачества связана с тем, что я Херисчи, занимающийся ковром Херисчи является маркой. Однако к сожалению, мы азербайджанцы не смогли оценить по достоинству ковры Азербайджана. Творчество Мирджавада связано с азербайджанским ковром. Мирджавад искал, то, что увидел, находил и отражал это в ковре. Например, категория творчества Таира Салахова иная. Естественно, творчество каждого отличается, и сравнивать неправильно. В Латинской Америке есть художники, стиль которых похож на творчество Мирджавада.

 

 

- Недавно в Италии прошла ваша выставка. Как она прошла?

- Это была выставка картин, нарисованных на бумаге ручкой. Традиционное международное мероприятие. Представлять нашу второю родину Турцию в таком месте как Италия – особое чувство. Кроме меня Турцию представлял еще один художник. Естественно, я испытываю радость от этого. Нам нужно «производить» еще больше картин, произведений искусства. Искусство сложно, или быть деятелем искусств сложно? Оба эти понятия одинаковы. Оба можно понять, обоих нельзя понять – это разные понятия (смеется). Вообще, участвовать в европейской выставке приятно. Кстати, осенью в Анкаре в одном из престижных салонов Турции Галерее Искусств Нурол пройдет моя выставка.

- Если не секрет, какова была цена самого дорогого проданного вашего произведения?

- Я бы так ответил на этот вопрос – мои картины продаются. Однако у картин есть своя стоимость в зависимости от времени. Пока мы живы, у картин одна цена. Некоторые картины бывают ценными лишь со временем. С этой точки зрения, материальная ценность не сильно влияет на искусство. Например, некоторые произведения искусства национальная ценность, они бесценны. Многие мои картины также нашли свое место в частных и официальных коллекциях. В наше время все равно выставить все произведения вместе невозможно. Не будем забывать, что еще раз произведения искусства находят свою ценность в больших и известных городах. Например, Монпарнасс в Париже. Почему Пикассо поселился именно здесь, чем хуже Испания, Мадрид? Почему жил в Париже, именно на Монпарнассе. Потому что там искусству придают не просто материальную, но и всестороннюю цену. В Европе это Париж, Лондон, в Америке Нью-Йорк, и его известные улицы.

 

 

<!-- [if gte mso 9]> 800x600

 

- Вы называете свои картины?

- Обычно не называю. Однако, иногда бывает.

- Обычно мы бываем свидетелями того, что наши девушки выходят замуж за турков. Вы первый зять турков, которого я знаю. Расскажите немного о своей семье. Как получилось, что вы создали здесь семью?

- С супругой мы познакомились в Анкаре. В одном из рекламных агентств. Это судьба. Все наши родственники, особенно с отцовской стороны живут в Европе и Америке, и, можно сказать, что каждый из них создал семью в месте проживания. В Азербайджане создал семью только Гамид, и сестра, живущая на Кипре. Вышла замуж на родине. В Тебризе никого не осталось. Мой дядя живет в Париже, работает в Ариане, можно сказать французском NASA. Его супруга француженка. Племянница живет в Бельгии и работает в азербайджанской комиссии Европарламента. Я сам женился здесь. Может быть это немного связано с большим количеством движений на Среднем Востоке (смеется).

- Когда вы в последний раз были в Азербайджане?

- В последний раз год назад. (В преддверии интервью Али бей посещал Баку-авт.).

 

 

 

- Часто приезжаете?

- Не сказал бы. После первого приезда долгое время из-за большого количества дел не мог приехать вновь. Затем, можно сказать, что приезжал раз в год. Правда, большинство моих друзей, окружения уехали из Азербайджана. Это к тому же и психологическое – когда не приезжаешь долгое время, кажется, что все молодые, только ты постарел. Все очень изменилось.

- Вы уже 25 лет в Турции и, как я знаю, все еще гражданин Азербайджана. Это может означать «однажды вернусь»?

- (Смеется). Скажем так. Мой отец тоже долгие годы жил в Азербайджане и не стал советским гражданином. Я тоже, будучи иностранным специалистом начал работать в Университете Гази, и затем мой контракт продолжился. Я, будучи азербайджанцем, спокойно живу в Турции. Конечно, каждый хотел бы вернуться. Люди искусства более чувствительны в этом вопросе. В таком возрасте все хотят вернуться в свой дом, свой край. По прошествии 25 лет здесь и распадом круга друзей, старением наших старших у нас не остается места куда и к кому поехать. Каждый миг мы можем подумать о возвращении.

- Гамид Херисчи в Азербайджане...

- Гамид очень привязан к азербайджанской литературе, особенно к азербайджанскому языку. К тому же, как личность, он большой националист, совсем как покойный отец. Мой язык более универсален, потому что картину можно представить в любой стране. Однако потому что Гамид литератор, у него мало возможностей выезда из страны. Потому что весь его образ мысли, все произведения, способ самовыражения как у азербайджанца. Гамид с рождения литератор и очень талантлив. По-моему, если было бы больше возможностей, Гамид как деятель искусств достиг бы большего. Естественно, книги есть. От отца тоже многое осталось. Однако мы больше хотели бы их издания, распространения. 20 лет не такой большой период в жизни государства, однако это очень большой отрезок в жизни человека.

 

- Вы не хотите вернуться в Тебриз? Ездили туда?

- Не ездил. Естественно, хотел бы поехать, увидеть, однако поехать не смог, не получилось. У нас много историй, связанных с Тебризом. От Австралии до Америки, включая Европу, Херисчи живут по всему миру. К сожалению, не возвращаются даже родившиеся в Тебризе.

- В вашем творчестве есть влияние Тебриза или Баку?

- Вначале Баку, а затем Тебриза.

Шахла Абусаттар Йаман
ANN.az
Анкара